9 мая ежегодно в странах постсоветского пространства пока ещё вспоминают и чествуют людей, воевавших против фашистов – за чистое небо над нашими головами. С каждым годом к памятникам воинам, погибшим в Великой Отечественной войне, приходит все меньше ветеранов в кителях с орденами и медалями. А ведь получили они их на той самой войне, которую некоторые пытаются забыть или назвать её по-другому. Сегодня героям тех времен уже больше 90 лет. Скоро их места займут другие герои.
– Два года назад в Одессе можно было насчитать восемнадцать фронтовиков. Сегодня нас осталось только двое – я и ещё один майор, – рассказывает Интернет-газете “Топор” полковник запаса, ветеран войны Иван Петрович Романенко.
– Я из донских казаков. Родился 24 июня 1926 года в деревне Старая Калитва почти на берегу Дона, что в пятидесяти километрах от границы с нынешней Украиной. Там появился на свет и вырос. Позже с родителями переехали на железнодорожную станцию неподалеку в город Россошь (та же Воронежская область), где ходил в садик и закончил школу. Там же и застала нас 22 июня 1941 года война. Помню, несмотря на большое удаление от фронта, немцы часто бомбили город. Все было в руинах. Мне было всего пятнадцать. Папа до войны работал слесарем на железной дороге, а мать – медсестрой. С первых дней войны отца мобилизовали на фронт. После этого его больше не видели. Погиб. Нас же, юнцов, брать добровольцами не хотели. Несколько раз мы бегали в военкомат, но нас никак не хотели брать на войну.
Призвали меня в итоге почти два года спустя, уже в феврале 1943. Погрузили нас в поезда и отправили в Подмосковье – Химки, где-то 18-20 километров от Москвы. Там дислоцировался учебный центр, в котором готовили связистов, радистов, зенитчиков и артиллеристов. Попал я в 200-й отдельный запасной зенитно-пулеметный батальон [входил в состав Западного фронта ПВО, образованного в 1943 году, – от авт.]. Пулеметчиком. Нам обещали, что через три месяца подготовки отправят на фронт. Все рвались на передовую.
За три месяца я освоил гранаты, винтовку, карабины, автоматы, мины, пулеметы. Через три месяца в учебку приехала комиссия Московского западного округа ПВО. Посмотрели. Ребята мы были бравые, знали всё отлично. Сказали: “Ждите. Нам такие нужны”. Оказывается, комиссия эта “сделала ход конем” – посмотрели, что там были люди образованные, технику знали отлично и решили нас держать в учебном центре. Не на фронт, а для показа вышестоящим комиссиям. Таким образом, ещё три месяца прошло, а нас не отправляли на фронт. Я начал рапорта писать. Один, второй, потом третий. А они решили оставить меня в центре для обучения новобранцев.
После третьего рапорта, видать устали получать бумажки, пообещали отправить к “черту на кулички”. Говорю им: “Давайте хоть к черту на кулички, но на фронт”. Ну и куда же они меня отправили – в Заполярье. Точно к “черту на кулички”. Под Житомир????, в Прибалтику не направляли, а послали через Москву в Мурманск, в Североморск.
В начале сентября 1943 года попал я в Мурманск. Помню, когда прибыл туда, увидел разрушенный город. Дом офицеров был разбит. Окна выбиты. Все деревянные дома разрушены, погорелые. Меня же распределили в зенитный расчет на передовую точку, на границе с финнами. Основная задача была не дать вражеским самолетам пролететь на территорию нашей страны, а также не допустить прорыва финских и немецких диверсионно-разведывательных групп.
на фото крупнокалиберный ДШК
У нас в расчет входили командир, наводчик и два подносчика патронов. Это был у нас крупнокалиберный пулемет ДШК. По низколетящим целям у нас работали два “максима”, один с левой стороны установки, другой – справой. Мы, самоделкины, умудрились сделать так, что с одной стороны установки у нас было два максима, и с другой – два. Через четыре пулемета не могли пробиться никакие вражеские самолеты. У финнов и немцев оставался только один вариант – уничтожить нашу огневую позицию. Но не все так просто было для них. Наша точка была хорошо замаскирована. Ни один финский разведчик не мог пройти мимо нас. Правда, они вычислили нас по направлению стрельбы. Наш передовой пункт находился в горах и во время налетов юнкерсов или попыток прорыва диверсионных групп, мы были защищены скалами. Хотя, один раз таки ранило меня пулеметной очередью. Ещё раз контузило при налете фашистских самолетов. Пришлось поваляться пару недель в полевом госпитале. Просился обратно пораньше к своим ребятам, но главврач не пускал. Вот так я и провоевал до конца войны на финской границе.
9 мая 1945 года стоял я на вахте. Нас на передовом пункте было пять человек. В ночное время три отдыхало. Один стоял на карауле снаружи и один сидел на телефоне. В районе трех часов ночи ко мне прибегает наводчик, который был дежурным на телефоне, и кричит: “Победа! Войне конец!” Мы же решили не будить остальных, а поднять их по тревоге в районе шести утра. Народ вскочил, а мы их встретили салютом в воздух. Они сначала стояли как вкопанные, в недоумении. После того, как услышали о Победе, пришли в чувства и как начали палить тоже. В этот день у нас был праздничный ужин. Мы настряпали сотню пельменей. Тогда нам на передовой пункт раз в неделю привозили продукты. У нас там было и мясо, и тушенка, и мука. Вот с этого и сварганили праздничное блюдо.
По окончанию войны я был в звании младшего лейтенанта. Демобилизацию начали поздно, в 1950 году. Все ждали войны с американцами. Меня же командиры уговорили служить дальше. Поступил в Киевское Высшее Военное Инженерное Краснознаменное училище связи им. М.И.Калинина. Направили на службу в Одесский военный округ. Позже закончил Ленинградскую военную академию связи. Закончил воинскую службу в должности командира роты связи в Одессе.
Завтра обязательно пойду на Аллею Славы. У меня уже традиция – утром 9 мая еду в штаб ВВС, рядом с Театром Музкомедии. Там мы встречаемся с военнослужащими. После чего едем на Аллею Славы. По окончанию возложения цветов нас всегда возили на военный аэродром, где и отмечали День Победы.
Подрастающему поколению хочу пожелать мудрости, дружбы и сплоченности.
