60-70-е годы прошлого столетия. Белгород-Днестровский полностью восстановился от послевоенной разрухи. Больше того, он стал обрастать новыми предприятиями, диковинными на то время первыми многоэтажками, школами, детсадами и т. д.
Росло благосостояние горожан. И, что естественно – появился спрос на хороший товар лёгкой промышленности. Наша союзная отрасль в этом плане, честно говоря, была настолько косолапой, что удовлетворяла запросы разве что непредвзятого сельчанина и пролетария. То и дело, исподтишка, на толчке, или из рук в руки от «нужных» людей появлялись импортные товары. Женские кофточки, сапожки, косметика, джинсовые костюмы, батники, парфюм – всё это дико волновало кровь молодому поколению. Дефицит возбуждал аппетиты жён людей, обременённых руководящими постами, или «выгодными» должностями.
Толчок, то бишь, стихийный базар, где продавалось всё, что угодно, включая поросят и упомянутый импорт, располагался на развилке улиц Измаильской и Лесной. Этот район у нас именуют Вершиной. Ходил даже городской маршрут Вершина-мясокомбинат…
Купи-продай и… бойся
Именно в конце 60-х гг. появились люди, которых называли «фарцовщиками». К слову сказать, некоторые из них, будучи уже в почтенном возрасте, живут и здравствуют и ныне в нашем благословенном…
Проще говоря, фарцовщики – те же современные предприниматели, что сегодня наводняют рынки Отечества. С той только разницей, что перепродажа импортного товара ранее считалась уголовщиной, и строго каралась законом, а нынче сие вполне легально именуется коммерцией.
«Фарцу» в Белый град занесло из весёлой и предприимчивой Одессы. Подобно семенам под крылом ветра, она, фарца, жадно опала на благодатную почву приморского провинциального полиса.
Чаще всего «фарцевали» моряки. В городе респектабельно функционировал рыбопромышленный техникум. Кстати, единственный по своей специфике на Украине. Кроме молодёжи со всего Союза, тут занимались юноши из стран Индокитая, центральной и западной Африки, Кубы.
Почти каждый третий городской хлопец так или иначе был связан с загранплаванием. От полугода до десяти месяцев адского труда на плавбазах и обычных траулерах, без выходных, в постоянной «болтанке», жаре или морозе – цена апофеоза возвращения в родные гавани, то есть, заработка. А зарабатывали моряки неплохо. Некоторые ребята приходили из рейса, имея «на кармане» от двух до девяти тысяч рублей. В зависимости от должности на судне.
Понятное дело, во время кратких стоянок в загранпортах наши морячки сноровисто закупали импорт не только для себя и родичей, но и на продажу. А дома их нетерпеливо поджидали фарцовщики.
***
В то же время, сказать, что фарца – хоть и рисковое, но лёгкое ремесло – ничего не сказать. Именно в те годы партия и правительство жёстко боролись со спекуляцией. Особенно с той, что связана с импортом. Так, в 1971 году, в Одессе прогремело на весь Союз громкое дело о спекуляции. По результатам расследования на скамье подсудимых оказались около 200 человек. Людей непростых. Кроме рядовых фарцовщиков, моряков, продавцов комиссионных магазинов, за решётку попали крупные чиновники. Председатель Одесского горисполкома получил 13 лет лагерей, председатель одного из городских районов Одессы – расстрел. По 10 лет лишения свободы дали нескольким директорам ресторанов и трестов ресторанов. Под «раздачу» попали и чиновники обкома партии, управления финансов, торговли. Добавлю, что в своё время был снят с должности даже первый секретарь обкома партии. Применительно к современным меркам, это как губернатор области…
***
Вместе с рублями моряки получали и так называемые «боны». Бон – своего рода талон, насколько помню, зеленоватого цвета, с указанием его стоимости – от одного до пятидесяти рублей. С таким талоном его обладатель мог в спецмагазинах (обычно их называли «Берёзки») закупать импортный товар. Чаще всего моряки просто продавали фарцовщикам боны. Такса была такая: бон номиналом в один рубль стоил от 12 до 15 рублей.
Жрицы любви и прочие
Разумеется, не только моряки являлись негласными снабженцами импортом в стране Советов. Ещё Никита Хрущов, управлявший одной шестой частью суши планеты, стало быть, СССР, приоткрыл завесу запрета на импорт, разрешив советским торгпредставительствам наладить бизнес отношения с иностранными партнёрами.
В страну вошёл импорт. Очень тоненькой струйкой. Ну, и, понятно, к этой струйке вдохновенно присосались всякого ранга и рода дельцы. Аташе, дипломаты, консулы, их обслуга, руководители крупных отечественных торговых центров, тех же «Берёзок», комиссионных магазинов, проститутки – вся эта публика быстро освоилась в новом и выгодном заработке. Кары, конечно же, боялись, но ведь как слаб человек! Слаб и грешен…
***
К слову, о жрицах любви. Именно в начале 70-х и появились так называемые «валютные» проститутки. В Белгороде-Днестровском они были, понятно, ранга пониже, чем их товарки в Южной Пальмире. Но таки, были. Поговаривают, что все «девочки» плотно сидели на крючке у местных кэгэбистов. Мол, иногда они даже выполняли некоторые деликатные поручения суровых служителей плаща и кинжала, «работая» с иностранными товарищами. Обычно окучивали иностранного клиента из состава заезжих моряков, когда те развлекались в интерклубе в городском морском порту и среди богатых студентов из-за рубежа. Такие тоже случались.
Другое дело – Одесса-мама. Там жизнь всегда бурлила неиссякаемым ключом. Гостиницы, порт, припортовая территория, аэропорт – районы работы наших «девочек». За определённые услуги проститутка брала не только валютой или нашим «деревянным» рублём, но и ходовым товаром: парфюмерия, женское бельё, трикотаж, обувь, даже сигареты и бритвенные принадлежности – всё это шло на «ура» у любого фарцовщика.
Иногда и жрицы блуда получали показательную порку от власти. Так, в те же годы, в Одессе за порочные связи и спекуляцию привлекли к ответственности 19-летнюю девушку – дочь видного музыкального педагога. К тому же, и члена партии. Сами понимаете, в те времена, когда у папы педагога дочь проститутка – это вам обеспечен такой кипеш, что снятие с партии покажется почёсыванием за ушком.
***
У нас, в Аккермане, одно время подобным ремеслом занималась некая Галина – красивая, фигуристая, смуглявая брюнетка. Работала парикмахером. Я так понимаю, для отвода глаз. Чего только о ней не рассказывали! Галя окучивала исключительно денежных клиентов, чаще – иностранцев. На зависть благочестивым аккерманкам она всегда была изысканно одета, напомажена, и ходила с таким независимым видом, словно её мама разливала в графины воду при ЦК КПСС.
В середине 80-х годов прошлого века Галя вдруг исчезла из города. Говорили всякое: что убили, продали в рабство, посадили в тюрьму. Правда оказалась прозаической. Галя «завязала» с порочным ремеслом, выехала из города, и где-то в России удачно вышла замуж за какого-то ответственного партработника. Мораль такова: в любом пороке след вовремя остановиться и поставить точку. Ключевое слово – «вовремя».
Многие жрицы любви кончили бесславно. Сейчас, те, кто ещё жив из них представляют унылое зрелище – старые, без нормального жилья, без семьи, беззубые, больные спившиеся существа, в которых трудно отгадать, какого вообще они пола. Что ж, за всё в этой жизни надо платить. И чаще – не деньгами. Замечу, что я отнюдь не моралист…
Джинсовая лихорадка
Один из показательных уроков моей взбалмошной юности – история о том, как я покупал в Одессе джинсы. Но об этом несколько ниже…
Джинсовая «лихорадка» обрушилась на нас к концу 60-х канувшего в Лету столетия. Мы, голобосая, расхристанная пацанва с окраины города, едва не зеленели от зависти, завидев какого-нибудь парня в настоящих импортных джинсах. Во-первых, джинсы нигде не продавали, кроме перекупщиков, во-вторых, их цена доходила до двухмесячного заработка среднего рабочего. «Не, ну, ты смотри, а? Какие там джинсы, Вова?!! Тут надо телевизор купить. Опять же тебе ботинки на зиму. Джинсы ему…» – таким резоном обрывала все ребячьи мечты моя бедная мама.
Уже в средине семидесятых годов фирменный «Левес» стоил 170-180 рублей. А если с курткой, то все 300 целковых. Но время шло. В 1978 году я получил профессию. Когда мне, семнадцатилетнему пареньку, выдали первую зарплату в 250 рублей, едва не упал в обморок от восторга. Мы работали от ПМК под Одессой, строили птицефабрику. Начисляли даже нам, салагам, неплохо.
Первым делом я решил купить джинсы. Да и как могло быть иначе? Я долго не ломал голову, а решил съездить в Одессу на Привоз – там было всё и всегда.
***
Одесский Привоз – тема отдельной статьи. И не одной, как я понимаю. Для Аккермана Привоз – своего рода путеводная звезда в вопросе сбыта сельхозпродукции или закупки каких-либо вещей. И неважно, что через месяц, приобретённый у заросшего по самые брови грека лапсердак, расползся по швам по причине истлевших от времени ниток. Или что «бруки» у хитроватой еврейки, как станет ясным позже, и рядом не стояли с габардином. Важен сам процесс – тот самый азарт, что сродни, когда забрасываешь удочку, на крючок которой нацеплен червонец, а попадается жиденькая уклейка.
После двухчасовой поездки в электричке я от вокзала почти бегом примчался на Привоз. Я сразу окунулся в душную волну потных тел, запахов чеснока, какао, жареных чебуреков, кислой капусты, дёгтя, протухшей рыбы и в другие мириады «благовоний», присущих летом только южному базару.
В неимоверной давке сновали востроглазые цыганки. Не глядя ни на кого, они равнодушно цедили сквозь зубы: «Джинсы, очки, лезвия». Недолго думая, я тронул одну из них – полную, в цветастых юбках, тёмную, как ночь: «Мне надо джинсы». Та тут же оживилась, оглянулась и бросила мне: «Идём. Тут рядом» «Рядом» оказалось почти два квартала ходу. Мы зашли в какой-то проходной двор с болтающейся дверью на одной петле в парадном. «Деньги есть?», – деловито справилась цыганка. Я достал из заднего кармана увесистую пачку купюр, там было ровно 180 рублей. Цыганка ловко выхватила из моих рук деньги, пересчитала и назидательно разъяснила: «В общем, так. Щас я вынесу тебе штаны. 48-й размер. «Левес». Всё чин чином. Сразу уходи и бегом на вокзал. За нами могут следить». Я разволновался и кивнул, мол, понял. Цыганка нырнула в подъезд и сразу почти вышла с пакетом. Я взял пакет в руки – точно, «Левес», запаянный в прозрачный пластик. Через минуту я нёсся как мустанг к вокзалу. Из-за пазухи торчал пакет с джинсами. Уже дома, краснея от счастья, я собрал всех домашних для демонстрации заграничных штанов. Торжественно рву пакет, разворачиваю джинсы… Вернее, одну штанину от джинсов. Второй так и не нашлось. Таким образом, предприимчивые одесситы разводили лохов с провинции, имея с одной пары штанов гешефт как за две. Можете себе представить, что мне, и так пострадавшему, почти убитому горем, пришлось выслушать в тот злопамятный день от матери…
Вот такая вот история. И что характерно: вспоминаю те давние годы, как будто и неприятные события, но на сердце почему-то становится тоскливо радостно и… грустно, словно после просмотра старого альбома. Да, в общем-то, наша жизнь и есть – пухлый альбом, что соткан из зарубок на листах памяти. Много их…
А джинсы я таки купил. Позже. Уже после армии. И не только джинсы. Но это уже совсем иная история, граждане…
