Конец 19 столетия выпал для Аккермана и его уезда значимым. В определённом смысле стремительно начала развиваться местная промышленность, заселялись новые площади некогда дикой степи. Сёла, посады, хутора, ранее освоенные колонистами и беглым людом, укреплялись и расширялись в землях и угодьях.
Виноделы, хлеборобы и прочие представители крестьянского труда успешно осваивают новые рынки сбыта. Их продукция уже хорошо известна не только в губернской Одессе, но и далеко за её пределами. Вскоре, когда нагрянет 20 столетие, в Аккермане будут проводиться выставки сельскохозяйственной продукции. А это говорит о многом…
***
За городом, по береговой линии, некогда хуторки Мокрые и Сухие Чагиры потихоньку расстраиваются. К привлекательным, плодородным землям стремятся всё новые переселенцы, многие из которых – обычные горожане, разочаровавшиеся в суетной городской, хоть и провинциальной жизни.
Чагиры. Как говорят, происхождение сего слова – крымско-татарское. Означает пастбища, огороды. Позже наши земляки несколько переиначили Чагиры в Чаиры. Возможно, так проще звучит?
Почему Мокрые Чагиры и Сухие? Преддверие участка береговой зоны более известной нам, современным горожанам, как «Красный домик», часто по весне затапливалось. Своенравный лиман выходил за свои пределы, доставляя немало хлопот, а то и бед, аборигенам. Вот и нарекли сию местность Мокрыми Чагирами.
А вот Сухие Чагиры (ныне село Сухолужье) воды лимана беспокоили меньше. Первые поселения здесь были замечены в начале 19 столетия. Основатели хутора селились не только вдоль водоёма, но и в глуби великолепной степи, прилегающей к лиману и плавням. И по сей день самые лучшие и ранние урожаи овощей – в Сухолужье! Или не так?
***
У берега в низких «мазанках» с крохотными мутными окошками из слюды обретались рыбаки. Несмотря на богатые рыбные запасы акватории близлежащих озёр и самого лимана-батюшки, рыбаки, по большей части, влачили бедное существование. Перекупщики, то бишь, коммивояжеры, за копейки скупали у незадачливого рыбака судаки, осетры, карпы, рыбец и после перепродавали рыбу на шумных базарах Привоза, Аккермана и даже Херсона.
Рыбу обкладывали льдом и посыпали соломой – так она хранилась дольше. Лёд заготавливали сами рыбаки ещё зимой. Они вырубали его толстыми «квадратами» в лимане и складывали в специальных хранилищах. Выглядели эти хранилища странно – над землёй торчали лишь их крыши, крытые толстым слоем камыша. Внутри же это выглядело, как глубокие погреба с земляными полами, на которых и складывали лёд, прикрытый «стерном». Кстати, такой способ хранения льда использовался довольно долго. Даже при советской власти, когда на лимане уже хозяйничали рыбколхозы, а в стране, как говорили, творился полный… научно-технический прогресс…
Так вот. Первоначально, на заре 19 века, тут проживало всего несколько семей беглых от крепостничества крестьян. Беглых тут не трогали, справедливо рассуждая о том, что у каждого свои резоны, а регион таки заселять надо… Из коренных родов Сухих Чагир известны такие фамилии: Левченки, Куренные, Майченки, Тараны, Хмелёвские, Земляченки, Моисеенки. И по сей день некоторые их потомки продолжают дело своих пращуров – рыбачат…
***
Василий Земляченко был среднего роста, крепкого сложения, чернявым хлопцем. Его дед, батько, да он сам занимались рыбальством. Других ремёсел и иной судьбы они не знали. Жили в Сухих Чагирах, у излучины лимана, метрах в ста от воды.
Под новый 1897-й год старый Игнат Земляченко неожиданно слёг. Его охватил жар, глаза потускнели, запали, из груди вырывался клокот воспалённых органов. По всему, дед отходил. Встревоженные родичи заволновались. Игната хорошо бы отвезти к доктору, а лошади нету, за окном вьюжит, мороз опять же. Что делать?
Василь, как самый молодой мужик из семейства, накинул потрёпанный овчинный кожух и по снежным кучурганам заторопился к зажиточному односельчанину – у того была справная лошадь и сани. После долгих уговоров, получив от Василя полтинную, хитруватый сосед коня таки дал.
Дома женщины накидали в сани соломы, поверх соломы расстелили рядно, а потом уложили едва дышащего Игната, накрыв его несколькими тулупами.
***
Это сейчас путь по богатому Сухолужью представляется комфортной прогулкой – дорога, что забирает круто вправо от Кишинёвской улицы, заасфальтирована, по обе её стороны добротные дома, аккуратные огороды. В былые времена картина была несколько иной.
До Кишинёвской с полторы-две версты витиевато петляла грунтовка, по обе стороны которой простирались пока нетронутые земли. В пургу грунтовка совершенно терялась под сугробами снега.
Василь, едва отъехав от хаты, сразу попал во власть снежной круговерти. Порывы ветра безжалостно швыряли снег колючими пригоршнями прямо в лицо. Лошадь шла неуверенно, отчаянно мотая белой от крошки головой.
Ближайший доктор проживал в посаде Папушоя (сейчас район города Переможное). Ну, как доктор… Это был давно немолодой военфельдшер, у которого еще во время последней Крымской кампании снарядом оторвало часть стопы.
«Фершел», как его уважительно звали селяне, заметно хромал и отличался суровым нравом. К тому же, редкий обитатель Папушои видел хромого медика в трезвом виде. Однако сие обстоятельство, как ни странно, вызывало у сельчан трепет и уважение. Лечил своих пациентов он, как говорили, неплохо, хотя и не всегда.
***
Через час езды по бескрайней степи, Василь понял, что заблудился. Лошадь устало фыркала. От её морды валил пар. Дед, почти полностью заваленный снегом, слабо постанывал. Не видать не зги. Василь давно должен был выехать на Кишинёвский тракт. Но где он? Хлопец здорово испугался. Он отчаянно стегал коня по белому от снега крупу, но тот лишь вздрагивал и, наконец, окончательно стал. Вьюга завывала свою лихую песню. Что делать?
Сколько не тянул парень лошадь, она не трогалась с места. «Пропал!», подумал Василь и принялся горячо молиться, осеняя себя крестом замёрзшей рукой…
***
Неожиданно, словно с неба, перед, почти занесёнными снегом санями, появилась смутная тень человека. Обрадованный Василь, дрожа от стужи, закричал:
– Дядя! Ради Бога, как отсюда выехать до дороги?
Незнакомец подошёл вплотную к парню и спокойно улыбнулся:
– Не суетись, хлопче, – тихо молвил он. – В санях больной?
– Да, дядя – этой мой дед. Хотел повезти его к фершелу, да вот заблудился…
Незнакомый мужчина нагнулся над больным Игнатом, что-то пробормотал и обернулся к Василю:
– Бери хлопче, влево. Скоро и хату свою найдёшь. А за деда не беспокойся – ничего с ним не станется.
Он подошёл к лошади, потрепал её по морде.
– Ехай, Вася.
Изумлённый парень на миг забыл про метель и своё бедственное положение. Откуда этот мужик мог знать его имя?
– Кто ты, дядя? – спросил молодой рыбак.
– Это неважно. Николаем кличут. Ехай, Вася, ехай…
Василь схватился за вожжи. К его удивлению, конь руководимый рукой возницы, взял влево и бодро побежал. Хлопец обернулся, чтобы поблагодарить незнакомца, но вокруг лишь вертелись смерчи колючего снега. Как будто и не было никого…
***
Через минут двадцать лошадь остановилась у изгороди двора Василя. Дрожа от возбуждения и пережитого, парень перенёс в хату старого Игната. Он рассказал изумлённым домашним свою историю. Женщины то и дело крестились на икону в углу, а мужчины лишь кивали головами и крутили самокрутки.
Это произошло в аккурат, в день Святого Николая-Чудотворца. По современному календарю – 19 декабря. Старый рыбак Игнат, действительно, пролежав два дня, встал с лежанки абсолютно здоровым. Он жил ещё лет десять, дождавшись правнуков от Василя. В церкви священник пояснил семейству Земляченко, что происшедшее с молодым рыбаком – чудо. Что незнакомец, назвавшийся Николаем, и был Святым Николаем, который покровительствует и рыбакам, и путникам…
***
Такая вот история приключилась с одним из жителей Сухих Чагир в те далёкие годы. Человек, который пересказал мне её, добавил, что тот случай стал семейным преданием. Потомки Василя, которых судьбы разбросали по городам и весям не только Украины, но и бывшего СССР, бережно хранят сие предание и свято чтут молитвами иконки Святого Николая в своих жилищах.
Завершаю свой рассказ так: всяко удивительного, поучительного, равно как и постыдного, происходило на нашей благодатной аккерманской земле. Помним об этом, земляки…
