Владимир Крамаренко: судьба журналиста

Волей судьбы в 1984 году я попал в редакцию «Советского Приднестровья». Газета выходила пять раз в неделю тиражом от 22 до 28 тысяч экземпляров…

Редакция

Темп работы редакции был сумасшедшим. Наша жизнь складывалась просто и незамысловато – от номера — к очередному номеру. Каждый день надо было на печатной машинке отстукивать заметки, информации, статьи, репортажи. После, сломя голову, мы мчались к заваленной кипами материалов, макетами полос, гранками, хронически усталой Татьяне Александровне Кульчицкой — ответственному секретарю редакции (литредактору), сдавать свои опусы.

Днём и ночью в цехах типографии, словно в преисподней, грохотали печатные машины. Валы станков без устали гнали ленты свежеотпечатанных «районок» не только нашего, Белгород-Днестровского, но и Саратского, Арцизского, Овидиопольского районов.

В газете работал коллектив профессионалов. Люди случайные или бездарные отсюда уходили сами – не выдерживали заданного ритма и жёсткой критики редактора.

Он, редактор, Александр Алексеевич Орлов, отличался суровым, но справедливым нравом. Его меж собой полушёпотом называли «папой». Александр Алексеевич был невероятно худ, высок, с неизменной повязкой на месте правого глаза. Свой глаз он потерял в жарком танковом бою при взятии Кантемира во время освобождения нашего края от фашистской нечисти.

Писали известные в своё время журналисты: Александр Кандыба, Владислав Мисюк, Виктор Соколов, Елена Павленко, Вера Лебедева, Татьяна Жидкова, Наталья Кечина (тогда — Вышедская), Борис Устименко, Владимир Крамаренко. Многих из них новое, стремительное, малоразборчивое поколение журналистов не знает. Или забыли…

Степаныч

Я как-то сразу сдружился с Владимиром Крамаренко. Это был высокий, плотного сложения увалень лет тридцати пяти с густой почти седой, кудрявой шевелюрой. В обычное время Владимир Степанович не отличался разговорчивостью и живым темпераментом. На мир он взирал, словно знал всё наперёд – скучновато и как бы устало. Но это для тех, кто мало знал Крамаренко. На самом деле Степаныч был не так прост…

***

Крамаренко превосходно писал. Его фельетоны в своё время у читателя вызывали смех, а у объекта его безжалостной насмешки – оторопь и бессильную злобу. Все статьи, репортажи он писал, точно играючи, и я этого на первых порах не мог понять.

Случалось, к Елене Ивановне Павленко – заведующей отделом писем, набьётся уйма народу. Гвалт, неразбериха, даже шторы на окнах дрожат! Но где-то в углу, за крохотным канцелярским столиком сидит наш Степаныч и невозмутимо одним пальцем ловко отстукивает статью на вдребезги разбитой печатной машинке «Украина».

Ради спортивного интереса я читал именно те статьи. И что вы думаете? Тексты безупречны, грамотны, щедро сдобренные диалогами героев, аналитикой или лирическим повествованием. Только много лет спустя и я научился на момент работы полностью отключаться от внешних раздражителей. Всё приходит с годами. Или проходит…

***

Часто после работы мы с Крамаренко занимали в соседней чайной столик, заказывали по порции пельменей, пива и вели бесконечные споры о журналистике, литературе, музыке. Степаныч – весьма интересный собеседник, эрудит, меломан и книголюб. Но была одна тема, которой он не любил касаться – его прошлое.
Я знал только то, что родился Крамаренко в 1948 году в небольшом городке Дальний, что в Китае. Отец Владимира Степановича был военным. После Китая его перевели в сибирский город Томск. Окончив школу, молодой Крамаренко поступил в томский университет на филфак. И вот тут шёл некий провал. Говорили, что во время студенчества Крамаренко был осуждён «по политической» статье и даже сидел.
Степанович в разговорах как бы сего не отрицал, но и в подробности не любил вдаваться…

Дело

Да, «дело» таки было. И довольно громкое по тому времени – времени его молодости. Совершенно случайно я наткнулся на воспоминания бывшего студента Томского университета Владимира Крюкова. Оказалось, он был товарищем Крамаренко по курсу. Вот, что он писал…

«Володя был, что называется, классический западопоклонник. Он слушал радиоголоса, читал «Америку». После знакомства просил называть себя просто Крамером. Он открыл мне дверь в мир рок-музыки, и я навеки пленился битлами, впервые услышанными с крамеровской «Кометы». У него же услышал я с магнитной ленты записанный по трансляции рассказ о судилище над Синявским и Даниэлем.

Мы решили, что людям надо знать правду. И задумали выпустить листовку. Уже соображали, как распространять её: разбросать на сиденьях в автобусе, в залах кинотеатров. Но прежде надо было её отпечатать. Техническую сторону дела взял на себя Крамер…

Учась на третьем курсе, в 1968 году Крамаренко был арестован органами КГБ и привлечен к следствию по делам, подлежащим суду по ст. 190-1 УК РСФСР — «систематическое распространение клеветнических измышлений, порочащих государственный и общественный строй СССР». Выражалось это конкретно в том, что в сентябре 1967 г. Крамаренко записал на магнитофон произведение Светланы Аллилуевой (дочери Сталина) под названием «Двадцать писем другу», которое якобы в клеветническом свете изображало советскую действительность, переписал письма в тетрадь и впоследствии передал эту тетрадь для чтения студентам-однокурсникам.

Обвинялся также в том, что в феврале самиздатовским способом изготовил журнал под названием «Белые тени», в котором поместил ряд карикатур, в «клеветнической форме изображающих демократические свободы в СССР, политику КПСС и Советского правительства, единство социалистических стран». Вменялось в вину и то, что в этом номере журнала был помещен текст радиопостановки, переданной одной из зарубежных радиостанций, в которой «извращенно освящается проходивший в СССР судебный процесс по делу Синявского и Даниэля».

***

Владимир Крюков вспоминал, что следствие длилось четыре месяца. Оно завершилось судебным заседанием 24-25 декабря 1968 года Томского областного суда под председательством судьи А.И. Чернышева с участием прокурора А.К. Волкова.

Владимир Крамаренко был признан виновным в совершении преступлений, квалифицированных как «систематическое распространение клеветнических измышлений, порочащих государственный и общественный строй СССР» (ст. 190-1 УК РСФСР).

Крамаренко приговорили к трем годам ссылки в северных районах страны. А его товарищи по курсу студенты Лосев и Крюков отделались всего лишь исключением из университета.

***

Вот такие дела…

Свой срок ссылки Степаныч отбывал в Красноярском крае, на Енисейском лесокомбинате. После ссылки Владимир возвратился в Томск, окончил университет. Ясно, что не в Питер, Москву или Казань получил распределение молодой филолог. Его направили в Богом забытый посёлок Белый Яр Верхнекетского района Томской области. Там он трудился в районной газете.

Женился. С Натальей, супругой Степаныча, у них родился сын Павел.

Звёзд с неба не хватал…

В глухой Сибири он то и дело пропадал в командировках то на леспромхозах, то у оленеводов, то на стройках промышленных объектов. Среди вечной мерзлоты, тайги и зверских морозов пара молодых страстно мечтала вырваться из этого ада и отогреться. Где-нибудь на юге, если удастся.

Когда настал час выбирать, куда ехать после отработки по направлению, Владимир с Натальей развернули старую карту СССР и, закрыв глаза, взявшись за руки, наугад ткнули пальцами в карту. Выпал как раз наш Белгород-Днестровский. Это было в конце семидесятых прошлого века…

***

Владимир Степанович так всю жизнь и проработал корреспондентом в «Советском Приднестровьи». Не раз был удостоен высшей для журналиста награды — знака «Золотое перо»…

Уже в последние годы его работы он, словно угас, словно потерял ту последнюю точку опоры, что держала его в миру среди людей и понукала работать для них.

Внешне вроде ничего не изменилось, но… Но нагрянули болезни. Стало беспокоить сердце. Степаныч прошёл несколько операций. Это было непросто. Помог давний коллега – Александр Владимирович Кандыба, который вот уже много лет, как уехал за рубеж, в Германию. Кандыба выслал деньги на операцию. Сколько мог.

***

Сейчас Владимир Степанович Крамаренко тихо доживает свой век на пенсии. Он редко выходит во двор – тяжело, одышка. Он похудел, здорово сдал. В этом немолодом, измождённом мужчине вряд ли уже узнаешь того, сильного, крепкого здоровяка и превосходного журналиста. Но мы, все те, кто знал его и восхищался его талантом, любим Степаныча и помним его.

***

Время и люди! Каждое поколение – дитя своего времени!

Настала новая, совершенно немыслимая для нас, «шестидесятников-семидесятников» эпоха. Она оглушила нас. Раздавила. Растерзала на части все наши идеалы. Всё, действительно, изменилось. И, увы, не в ту сторону, о чём когда-то мы спорили и мечтали. Эта эпоха не прижилась в наших душах. Мы её не приняли. Или не поняли. Или… Но это уже совсем другая история…

Владимир Воротнюк