Давно заметил: с нарастающим количеством страниц-лет своей удивительной книги под названием «Жизнь», человек всё чаще листает её назад, возвращаясь к первым главам своего бытия. Почему так? Вероятно, от того, что лишь память о давних годах греет душу, казалось бы, незаурядными событиями. Она, память, неохотно хранит подробности, казалось бы, значительных дат и потрясений, но отчего-то охотно и цепко держит ушедшие дни, исполненные простым и ясным смыслом. И мы невольно повторяем вслед за великим Иваном Тургеневым: «Далёкие годы, счастливые дни! Как вешние воды промчались они»…
Великдень!
— Вовочка! Вовочка, вставай! Ти підеш з бабусею, чи спатимеш?
— Не-не, пойду…
Я раскрываю глаза: надо мною склонилось бесконечно любимое, доброе, морщинистое лицо бабушки. Её выцветшие от лет глаза смеются. Она уже наглухо повязалась платком. В комнате жёлтым глазом горит лампочка. Накануне бабушка пообещала взять меня на Всенощную, что предваряет Пасху или как у нас в Аккермане говорят – Паску.
На улице темно и холодно. Во дворе церкви людно. Тут расположились люди, кто на скамейках, кто прямо на траве, с пасхальными дарами, которые надо освятить. За одну руку бабушка держит меня, в другой – узелок с паской (куличом), пасхальными яйцами — крашанками, домашней колбаской и сдобой. Между собравшимися то и дело шныряют другие люди – с сонными глазами, раздражённые, с красными повязками на рукавах. Это партийные активисты. Их задача – выявлять в церкви своих верующих однопартийцев. Тогда, в шестидесятые годы, с этим было строго. Какой-то дядька придирчиво шипит на бабушку: «И-и-и, старая, а малого зачем сюда тащишь?». Бабушка крепче сжимает мою руку и сердито возражает: «Та йди вже, брей, звідси! Поналазили…».
В храме не протолкнуться. Пасха была ранней, все в верхней одежде. Мне всего пять лет, я где-то внизу от этих великанов. От зипунов, пальто, курток остро пахнет овчиной, луком и папиросным табаком. Где-то там, в центре, у амвона, правит службу батюшка. До меня доносится его малопонятный, торопливый тенор на старославянском языке и запах ладана, церковных трав. После все неожиданно подаются назад. У входа выстраивается колонна для Крестного хода вокруг храма.
Помню, как потом я, ошеломлённый столпотворением, запахами и недосыпом, вдруг вздрагиваю от резких брызг холодной воды – это батюшка уже крестит мирян и их дары святой водой. Бородатый, с узелком волос на затылке священник радостно кричит: «Христос Воскресе!» и орошает щедрым взмахом кисти святою водой пришедших. «Воистинно Воскресе!», истово отвечают ему православные. Испуг, восторг и радость…
Потом помню большой стол, щедро заставленный всякой снедью и много взрослых – это родственники. Все собрались разговляться. Мы с каким-то мальчиком бьём пасхальные яйца — крашанку об крашанку. Все смеются. Взрослым в стаканы разливается розовое, домашнее вино. Мужчины утирают усы и бережно берут стаканы: «Хритос Воскресе!».
Дед
Ветер памяти снова листает мою Книгу… Вот мне лет тринадцать. Уже вечер. Гости разошлись. Сегодня пасхальный день. Мама и бабушка гремят посудой на кухне. Мы с дедом сидим на высокой ступеньке крылечка. Дед слегка выпивший, а, значит, что-то расскажет, если повезёт. В обычные дни он суров и тяжёл на руку.
— Деда, — осторожно начинаю я, — а как раньше Паску праздновали?
— В Аккермане? – вскидывает седую, косматую бровь он. – У нас было весело. Даже чересчур.
Он с минуту молчит, посасывая мундштук папиросы, кашляет, матерится и тут же крестит рот.
— Кхе… Помню… Мне тогда было лет так девятнадцать-двадцать, я работал помощником кузнеца — на подковке. А друг у меня был попович, ну, сын попа от Николаевской церкви. Тоже такой здоровый бугай, и выпить-закусить — не дурак. И вот, как сегодня, в первый день Пасхи, его тятьку-попа срочно вызвали куда-то. Не помню, зачем. Тот оставил вместо себя на службу помощника – молодого иерея.
Поповича звали Колей. Коля позвал меня, мол, приходи, посидим, отпразднуем. Пришёл. Паска поздняя была, тёплая. Сели под огромной вишней в глубине двора его дома. Тут же, на столе, брынза, колбаса, рыба с засола и целый кабанчик зажаренный.
— Кабан…чик? – переспрашиваю я, представив всю эту красоту.
— Ну, да, – утвердительно кивает дед. — Такэ здоровэ порося… В общем, кабанчик. Кхе-кхе… Так вот, сели мы, а под столом у поповича – двухвёдерный бочонок с крантиком (краном, значится). Ну, и… посидели. Кхе! К утру бочонок пустым оказался. Мда…
— Вдвоём? – недоверчиво заглядываю в тёмные глаза деда.
— От, тыць-мамын грыць! – возбуждается дед. — Раньше, знаешь, какой народ был крепкий, а? Дубами стояли!
— А дальше что?
— Дальше…. Тут раненько прибегает к поповичу сын кузнеца моего (я на всякий случай предупредил, где буду). Мол, выручай, батько выпивши спит, а тут городской голова приехал – рессора лопнула. Я вмиг отрезвел. Пулей примчался в кузню. Кузнец мой, Афанасий Федосеевич, держал кузню свою над лиманом, на Капказе. (от автора: Капказ – так раньше называли горожане район, прилегающий к крепости). Смотрю: точно – наш голова стоит около своей двуколки, ножкой нетерпеливо сучит. Звали его Георгий Антонович Спилиоти. Он из аккерманских греков-купцов. Важный мужик был, богатый. Зерном торговал. Целыми баржами. Царь даже наградил его какой-то золотой медалью на шею. За усердие, мол. Да…
Получилось, что именно в этот день ему надо было отъехать на важную встречу. По дороге в городе, недалеко от кузни нашей лопнула рессора. И вот я, несмотря на выпитый бочонок, собрал себя в кулак, снял каркас, подпёр ходовую, снял рессору и перековал её. Сам не помню, как получилось с перепугу.
— Дед, а почему «с перепугу»? Побить мог?
— От ты дурной! – возмутился дед. — Побить… Тут, главное честь марки держать. Та шо ты понимаешь… Руку пожёг, но сделал. Грек осмотрел работу, заглянул поближе в мои карие глаза, всё понял, будто справку прочитал, и со смехом покачал головою, дескать, брычка не развалится часом? Заплатил щедро и умчался. И что характерно, потом только к нам, если что, ездил.
— А дальше? – снова тереблю рукав рубахи деда.
— А что дальше!? — весело переспросил старый. – Дальше я тут же рухнул замертво. И спал, аж до следующего утра.
***
В день праздника Воскресения Господа нашего Иисуса Христа, желаю всем вам, дорогие земляки, Божьего благословения, смиренности, любви и надежды! Христос Воскресе!
За первые 10 месяцев этого года экспорт зерна из Украины через румынский порт Констанца снизился на 52% по сравнению с аналогичным периодом в прошлом году.
