Эту историю мне рассказал хороший знакомый. Она показательна для нашего времени. Я её записал…
«Последняя пристань стареющего мужика в плане трудовой деятельности – сторожевание. Вы ещё так ничего себе, есть силы, опыт и всё такое. Вы ходите в поиске работы, но менеджеры по кадрам, словно сговорившись, задумчиво разглядывают вас, точно в салоне подержанных автомобилей, а потом спрашивают, мол, а лет-то сколько вам, дядя? Вы отвечаете. Лицо менеджера стремительно скучнеет. Он холодно откашливается и безразличным тоном бросает: «Мы вам обязательно позвоним». При этом, номер вашего телефона даже не интересен.
Вы далеко не дурак и всё понимаете. И ваш заношенный диплом уже никого не впечатляет, и героические записи в трудовой, всякие грамоты – остаются истории. После утомительных поисков, наконец, вы радуетесь просто тому, что нашли место сторожа. Вы себя утешаете, дескать, ну, и что? Зато тишина, никаких тебе нервотрёпок, а то, что зарплата невелика – так хорошо, что ещё такая досталась. Софистика иной раз хоть и обманывает, но …
***
Впрочем, дело совсем не в этом. Сторожую я малоизвестный объект за пределами города. Работа, действительно, необременительна. Я бы сказал, иной раз располагает к философии.
Иногда на объект приезжают усталые, как черти, запыленные дорогой дальнобойщики. Они привозят некий строительный товар, который после расходится по заинтересованным торговым фирмам и фирмочкам.
Недавно, ближе к ночи, на территорию объекта въехала «фура» – большегруз с длинным прицепом. Из кабины неторопливо вышел среднего роста, русявый, с проседью мужчина лет пятидесяти. Он вежливо поздоровался и попросил попить. По разговору я понял, что шофёр из западного региона страны. Водитель испил тепловатой водицы, поблагодарил и ушёл к машине. Он долго ковырялся в кабине, сдавленно матерясь – видать, что-то не получалось.
Я сидел напротив, метрах в двадцати, на краю рампы. Пришла долгожданная вечерняя прохлада. Находиться в домике – средневековая пытка инквизиции. За день сторожка раскалялась, аки сковородка.
– Можно коло вас посидіти? – спросил дальнобойщик, и устало присел рядом.
Он закурил. Водителя звали Николаем. Мы разговорились о всякой всячине. Коля приехал с западного региона, кажется, со Львовщины. Я искоса с интересом рассматривал собеседника. Оно, конечно, и неудивительно – ведь у нас, у южан, определённое мнение о тех, кто «оттуда». Не всегда доброе и, если честно, справедливое.
– Как с заработками, Коля? На жизнь хватает? – спросил я. Спросил не случайно, так как в народе принято считать, что дальнобойщики весьма прилично зарабатывают.
Отмечу, что мой визави общался со мною исключительно на украинском языке. Я же – на нашем бессарабском суржике. Мы отлично понимали друг друга.
– Та яке там життя, – махнул рукой водила. – Ледве хватає на комуналку, харчі, знову ж, онуки, діти майже без роботи. Машина стара, ось-ось розсиплеться по дорозі, а хазяїн навіть і не чухається, щоб дати добрячого ремонту. Життя…
Коля живёт в 15 километрах от райцентра. Была своя земля, но пришлось отдать частями, почти за копейки ушлым прохиндеям-землевладельцам, ибо срочно потребовались деньги на лечение жены. Почти все односельчане работают «на пОляка», то есть, ездят на заработки за ближний «бугор» в Польшу. Чем занимаются? Выполняют самые трудные и низкооплачиваемые по меркам тех же поляков работы. Вот сейчас закончилась клубника, далее начался сбор огурцов. Работа адская. Условия труда и жизни – то же. Ясновельможные «паны» не особо жалуют нашего брата у себя дома.
– Це вони по телевізору всі такі толерантні та усміхнені, – сплюнул наземь Николай. – А там нас, навіть не ховаючись, мають за бидло. Особливо напідпитку. Гидота.
Мы помолчали. Услышанное мало удивило меня, но я впервые это открыто слышал от представителя западных земель Украины. Мда…
Но, как бы то ни было, выбор у людей невелик. Дома нормальной работы нет, так что приходится терпеть. Особенно непросто на сборе огурцов. Николай рассказал особенности этого мероприятия.
По грядам идёт специальный комбайн. Львиную часть огурцов он собирает, но кое-что остаётся в завязях. Рачительному хозяину, понятно, это не нравится. Так вот, есть такое понятие «вертолёт». На широкую раму комбайна цепляют длинные резиновые ленты. По обе стороны рамы на эти самые ленты ложатся рабочие и по ходу машины сноровисто подбирают те плоды, которые не подхватил комбайн. «Прелесть» состоит в том, что все неровности гряды – комки сухой земли, камни, ухабины, буквально «проходят» через тело собирателя. И если мужчина ещё как-то сносит сие, то женщине с её грудью это дело доставляет поистине мучения.
На сборы приезжает не только молодёжь. Среди заробитчан немало и людей в возрасте.
– На зорі жінки в степу жменями п`ють ліки, хрестяться і до роботи. А куди ж діватися – приїхав до пана, то працюй на всі сто. Твої болячки мало кого цікавлять.
Как бы то ни было, в месяц на сборе овощей можно заработать до тысячи долларов, а это немало для простого человека. Конечно, если брать в расчёт руководителей нашего милого сердцу «Нафтогаза», то такие деньги для последних – смертельное оскорбление. Но то совсем иная история…
У Николая двое взрослых детей и трое внуков. Жена его тяжело болеет. В общем, основная надежда семьи на его заработок. Вкалывает он тяжко. Случается, едва приходит с рейса, как ещё на подъезде к базе уже есть путёвка под погрузку. Причём, мотаться приходится по всей нашей немалой Украине.
***
– А може, Юрко, трохи перекусимо? – спросил шофёр и хитро подмигнул: – В мене є шмат сала, часник, помідори. Давай, прямо отутечки, на рампі.
Мы расстелили газету. Я со своей стороны принёс кашик брынзы, огурцы, хлеб. Где-то в глубине задичавшей диким кустарником территории прокричала ночная птица сыч. С моря потянуло свежестью бриза. Коля перекрестился и подхватил ломоть сала. Я, наконец, решился поговорить о том, что большинство нас, южан, волновало.
– Ты мне скажи, Николай, как вы, те, кто там поближе к Западу, смотрите на так называемые «евроценности», и вообще на политическую ситуацию в стране? Устраивает ли тебя наш новый президент? За какую партию «болеешь»?
Водила бросил на меня настороженный взгляд, пожал плечом.
– Я тобі скажу як є, а там міркуй сам, – молвил он. – За які цінності ти кажеш? Так, ми теж мріємо жити заможно, як то є у простих людей на заході. Але оце і все. Повір, все інше, то від чорта. У нас дуже прискіпливо ставляться до сімейних чеснот.
Ещё бы! Чего только стоят так называемые марши «рівності». Мой собеседник в этом отношении был категоричен и бескомпромиссно краток – «Ми християне. Гадаю, що пропаганда одностатевих браків тощо, то така собі програма по моральному занепаду країни. До речі, в Польщі теж огидливо ставляться до цього».
К персоне нового президента Коля относится сдержанно. Дескать, уже пять штук пережили, а стало ли лучше? Пусть себе презеденствует хоть до второго пришествия, лишь бы народ от этого не страдал и был мир. Насчёт политических симпатий собеседник возразил, что на его взгляд все партии давно себя изжили, потому что связаны бизнесом. Людям обещают кущи райские, а когда приходят во власть, то становится всё хуже. И так – каждый год. Почти 30 лет ожиданий, надежд и… разочарований.
– Странно, – заметил я. – А я думал, что ваш регион – сплошь одни активисты…
– Хай би їх чорти позабирали! – в сердцах воскликнул Николай. – Активісти… От я тобі чесно скажу – у нас в селі є пара таких. Хто вони? Лобуряки, які робити не хочуть, а поголили собі голови, натягнули чорні майки та нишпорять по країні в пошуках легкої гривні. Думаєш вони за якусь ідею? Дзуськи! Хто їм платить, тому й вислуговують. І це правда. А ти, мабуть, вважав, що в нас всі такі бандерівцї, або майже вбивці? Так от знай, що тих, дурноголових зовсім замало. В кожній отарі знайдеться паршива вівця.
Коля рассказал, что у них в селе стоит памятник павшим в Великую Отечественную войну. За памятником сельчане ухаживают, 9 мая приносят цветы. И это вполне нормально. Пока (!) ни у кого не возникло мысли свергнуть памятник героям.
***
Где-то на востоке уже слабо засерело.
– Ох, ты ёлки-палки! – рассмеялся я. – Коля, а ты знаешь, что уже почти четыре утра.
– І то правда, – засобирался мой собеседник. – Треба хоч трохи відпочити. Ну, бувай, Юрко. Давно так відкрито не балакав. Аж на душі якось просвітліло.
Он ушёл к машине. Сторожам спать – не по инструкции. Я закурил и подумал, что этот простой, бесхитростный работяга мог и другом мне стать. В нём чувствовались надёжность и доброта. Обычный человек. Украинец. Труженик. Вот на них-то и опиралась во все века земля наша. Или не так?»
