Корреспондент провел две недели в «Правом секторе» и узнал, кто такие радикалы, как они бьют титушек и чего от них стоит ожидать в правительстве.

«Смерть ворогам!» — гласит надпись над входом на пятый этаж Дома профсоюзов.
«Смерть ворогам!» — выведено черным маркером на моей зеленой армейской каске.
«Смерть ворогам!» — кричим мы хором по нескольку раз в день в ответ на дежурное «Слава нации!».
Мы — «Правый сектор»

Имя тебе — Полевой

Попасть в ряды «Правого сектора» оказалось гораздо легче, чем я себе представлял. 1 февраля, спустя пару недель после первых столкновений на Грушевского, я меняю прическу, прощаюсь с бородой, надеваю одежду попроще и подхожу к палатке «Правого сектора» на Майдане Незалежности.

— Записаться на пятом этаже можно. Попроси охрану, чтоб тебя провели, — добродушно советует молодой часовой, греющийся возле самодельной печки из двух металлических бочек.

Строгая охрана Дома профсоюзов тоже расположена к новобранцам.

— Пойдем, пойдем, подкрепление, — вызывается показать мне дорогу мужчина лет за 40. — А чего к правым, а не в Самооборону?

Короткий подъем позволяет мне не отвечать на вопрос. Впрочем, сегодня мне зададут его еще несколько раз.

— Еще новобранцы? — теперь удивляется уже часовой пятого этажа. — Ребята, смотрите: прут и прут. Догоняй по коридору, вон там пацан перед тобой пришел, на собеседование отправился.

«Собеседование» проводит высокий молодой парень, на вид около 25 — как выясняется позже, один из старших командиров ПС. Черные брюки, камуфляжная куртка, длинный казацкий оселедец, торчащий из-под подвернутой балаклавы.

— Почему вы решили присоединиться к «Правому сектору»? — задает он главный вопрос, не спрашивая ни документов, ни даже имен.

— После беспредела, произошедшего на Грушевского, я считаю вас единственной организацией, способной защитить Майдан в борьбе с режимом. Хочу в этом помочь, — отвечаю я ему заученной еще дома фразой. Пришедший со мной паренек говорит что-то о традициях казачества и национальной гордости. Командира наши ответы очевидно устраивают.

— Я должен предупредить вас, что вы вступаете в боевую организацию. За ваши действия вам, возможно, придется иметь дело с правоохранительными органами, отвечать перед судом, может грозить лишение свободы, здоровья и даже жизни, — произносит он, видимо, не раз уже повторенный дисклеймер, показывая для убедительности перебинтованную руку: — Это меня осколком на Грушевского задело.

Нас расспрашивают об особых навыках и умениях. Очень нужны переводчики и программисты — ПС готовится к «выходу в свет». Я же хочу узнать о жизни рядовых бойцов, поэтому не рвусь на «блатные» должности — представляюсь простым работником супермаркета из Херсона.

— Боевые единоборства, огнестрельное оружие?

— Я стреляю из охотничьего, но ни ружья, ни разрешения нет.

— Уже хорошо.

— А что, есть из чего стрелять? Я думал оружие у ментов…

— Надо будет, и у нас найдется, — темнит командир.

Разобравшись с навыками, он направляет нас в один из отрядов (направо по коридору, третья дверь по другую сторону). Там нас встречает командир отряда — еще моложе предыдущего.

— Радикал (имена и псевдонимы всех героев, кроме публичных персон, изменены. — «Репортер»), — представляется он. — Придумайте себе псевдо.

С этих пор меня зовут Полевой. Радикал записывает себе в блокнот мое «настоящее» имя, которое я придумал на ходу, возраст и контактные данные, обещая уничтожить записи при первой же опасности.

— Добро пожаловать в «Правый сектор», бойцы!

Оформление заняло у нас чуть больше часа. Близится ночь, и я отпрашиваюсь «к другу за вещами», обещая вернуться утром, чтобы окончательно расквартироваться. Пришедший вместе со мной паренек просит разрешения ночевать дома.

— А сегодня я еще на день рождения хочу успеть. Мне как раз 18 исполнилось. Приход в «Правый сектор» — главный подарок, до совершеннолетия не брали.

— Хорошо, покинуть расположения отряда разрешаю. Завтра получите пропуска, без них на пятый этаж вход воспрещен.

«Правый сектор» взял на себя ответственность за начало январских столкновений на Грушевского и считает, что победа в них одержана именно благодаря ему

Пионерлагерь для переростков

— «Правый сектор», подъем!!! — зычный крик дежурного по этажу — гораздо лучше будильника. — Побудка!!! Побудка!!!

Пятый этаж встает в восемь утра. На помощь дежурному приходят командиры отрядов, не стесняющиеся будить спящих в коридоре бойцов легкими пинками. Собрать нехитрую постель (у меня это каремат и спальный мешок), умыться, выпить кофе — на это есть минут десять. Потом построение и утренняя зарядка — «руханка».

В «Правом секторе» я уже несколько дней. Наш отряд «Засіка» размещен в сдвоенном кабинете Федерации профсоюзов и его окрестностях. В меньшей комнате живет уже неделю как простуженный Радикал, в большей — несколько бойцов. Первые пару дней там пытаюсь кантоваться и я — опасаясь попасться на глаза бывшему коллеге, а ныне пресс-секретарю ПС Артему Скоропадскому, чтоб не признал и не выдал. Но места мало, и пришлось переселиться в коридор.

«Руханка» — комплекс упражнений, состоящий из пробежки до Европейской площади и назад и несложной гимнастики возле палатки «Правого сектора» (внизу лестницы, ведущей к Октябрьскому дворцу). Терпимо даже для меня, парня не особо спортивного. Кроме зарядки в течение дня еще, как правило, две тренировки: рукопашный бой и маневры с тяжелыми щитами. Вот, в принципе, и вся забота в мирный день.

Еще бывает регулярное дежурство: внутреннее — у входа на пятый этаж, возле лифта и возле штаба и внешнее — возле палатки ПС. Последнее — реальный шанс прочувствовать на себе народную любовь, особенно в выходной день. Дело в том, что в палатке принимается помощь от граждан: деньги, продукты, одежда, каски, сигареты, бензин и пенопласт на коктейли Молотова и прочее, и прочее. Несут сумками, если не мешками. В первый же воскресный день моего дежурства, за 15 минут народного вече, «Правому сектору» передали около 2 тысяч грн.

— Мальчики, вы герои! Возьмите чаю с пирожками, а вечером мы вам тортик принесем, — кружат возле нашей печки две немолодые женщины.

— Вечером уже другая смена будет. Но все равно несите, — за щедрость мы платим натянутой любезностью. Например, разрешаем фотографироваться с нами на фоне баннера, терпеливо выслушиваем советы от «диванных бойцов» — народная любовь требует жертв.

Во время тренировок со щитами мы демонстрируем зрелище в обмен на полученный хлеб. Поглазеть на то, как отряд за 15–20 секунд строит практически непробиваемую (по идее) «черепаху», неуклюже марширует в ней и выдерживает атаку предполагаемого противника, собирается по вечерам по паре сотен зевак.

— Отряд «Засіка», построить «черепаху»!!! Сомкнуть щиты! Держим!

— Мы «Беркут», вам всем п…ц, сдавайтесь, — это помочь нам с тренировкой пришел еще один отряд.

Тут же в «черепаху» летят камни, бревна, петарды (осторожно, глаза!). Нас пробивают с разбега, метелят по щитам дубинками, выхватывают из построения передних (врешь, не возьмешь — «Правый сектор» своих не сдает!). Мы выдерживаем. Аплодисменты, занавес.

— Хлопцы, зачем все это? Мы же за мирный протест. Господь Бог вас за это… — выскакивает неожиданно между «нападающими» и «защищающимися» маленькая бойкая старушка. Всеобщий хохот заглушает ее последние слова, пара бойцов бережно отводит бабулю подальше от плаца.

Потом мы шаримся по YouTube в поисках видеозаписей с тренировок. Показываем их новичкам и ребятам из других отрядов с обязательным описанием подробностей.

— Вот, темно, не видно, но я вот здесь стоял, видишь, как он нас!

— А у меня петарда прямо под ногой взорвалась!

— Ага, а помнишь, он тебя за щит схватил и вытаскивать начал, а я держу, не пускаю…

Воистину, больше других «Правый сектор» любит только «Правый сектор». За месяц перемирия между январскими и февральскими столкновениями чувство собственной важности бойцов росло с каждым днем.

— Да если б не мы, эти законы драконовские никто б не отменил.

— Да мы под гранаты полезли, а Самооборона в кустах отсиживалась, пришла на все готовенькое…

Это говорит молодежь, которой на пятом этаже приблизительно три четверти. В нашем отряде, например, только двое старше 30 лет: маленький, вечно простуженный Шуба (около 40) и весельчак Воля (за 50) — простые рабочие из центральноукраинских областей.

В курилке можно застать народ и поинтереснее. Например, ветеранов УНА-УНСО (входит в ПС, но дислоцировалась на тот момент отдельно), воспрявших духом и нацепивших парадный камуфляж. Карикатурно покручивая усы, они пересказывают старые боевые приключения:

— …Им люди Дудаева как-то ящик пива немецкого выставили — муслимы же ж не пьют. Так парни переоделись в русскую форму и с этим ящиком пошли к их танковой роте. Нашли там лохов каких-то и говорят: братишки, одолжите нам танк на часик-два — в деревню сгонять надо, а мы вас пивом угостим. Те согласились, а наши в танк залезли и, даже не отъезжая, прямой наводкой по русской артиллерийской батарее… И по рации панику развели: «чехи» подходят, «чехи»! В общем, русская артиллерия русскую же танковую роту и положила всю. Дудаев потом им еще ящик пива выставил.

— Конечно, вернулись в Украину, а здесь герои нафиг никому не нужны. Пить начали с тоски. Мы у себя в Черкассах, помнится, зашли в гендель один, а там то ли мусора, то ли бандиты сидят какие-то. И песню заказывают постоянно, знаешь, «Господа, офицеры». Мы им по-хорошему объяснили, что эта песня задевает наши эстетические чувства, а они бычить начали. Ну, Сереге башню сорвало, он гранату из кармана вытащил, чеку рванул и в них…

Молодежь слушает с широко открытыми ртами. Такие истории здесь — своего рода часть скудной развлекательной программы, способ убить свободное время, которого между тренировками и дежурствами остается куча. К единственной шахматной доске три очереди: одна из дилетантов, другая из мастеров, третья из игроков в шашки. Книги по всему этажу — часть патриотической литературы обеспечил «Тризуб» (националистическая организация, входящая в ПС), часть взята из библиотеки Украинского дома под честное слово. Карты вскоре запретили, хотя играли на приседания и отжимания. Отдельная компания регулярно собирается для игры в «мафию». Здесь свои забавные нюансы: на «мафию» все кричат, как правило, «Банду геть!», а на «полицию» — «Долой мусоров!» и «ACAB!» (от англ. All Cops Are Bastards — «все менты — ублюдки»). Крик стоит на весь этаж, и ночью дежурные бесцеремонно разгоняют игроков — прямо как вожатые в пионерлагере во время тихого часа.

Случаются и более утонченные культурные события. Периодически кто-то приносит билеты на мероприятия в Украинский дом, но желающих идти на концерты оперных исполнителей и поэтов немного. Аншлаг собирается на собственные концерты «Правого сектора», например когда в гости приходят музыканты из группы «Сокира Перуна» или писатель и шоумен Антин Мухарский, он же Орест Лютый.

— Я рад, что сейчас выросло новое поколение молодых сознательных людей, готовых взяться за оружие. Может, вы сможете разорвать этот замкнутый круг, в котором оказались мы, начинавшие национально-освободительную борьбу в конце 1980-х. Если бы не вы, этих «трех богатырей» уже давно бы растоптали, — такую преамбулу Мухарский произносит перед началом выступления.

— Я, если честно, и националистом стал благодаря его песням, — шепчет мне на ухо Радикал.

Москаль, вічний варвар, вічний хам

Бруд російської землі!

Чуже загарбать, знищить храм —

Все це вміють москалі!

Брат-росіянин, зрозумій,

Благають небо і земля:

В собі ти москаля убий,

Убий в собі ти москаля!!!

— это уже хором с манифестантами поет Орест Лютый.

Строители белого рая

Конечно, «москали», или русские, есть и среди «Правого сектора». Национальность здесь, с одной стороны, спрашивать не принято, а с другой — многие гордятся условно многонациональным составом. Рассказывают, что среди манифестантов жил даже абсолютно спокойно одно время правоверный иудей, хотя верится в это с трудом.

— Слышь, малый, а ты не жиденок, случайно? — нависает в курилке над молодым пареньком Марс, футбольный ультрас из Днепропетровска.

— Нет, что ты, что ты, я чистокровный украинец, — с бравадой отвечает юноша, на всякий случай прижимаясь к стенке.

— Да шутю я, шутю, расслабься. Закурить дай лучше — у тебя, жида, запасы, наверное.

Вообще-то, дружеская атмосфера, царящая на пятом этаже, нечто сродни гоголевскому «товариществу» — не предусматривает подобных конфликтов. Даже формальное обращение в «Правом секторе» — «друже». Но место для идеологических споров найдется всегда.

Приверженность национал-патриотической идеологии, конечно, является своего рода «опцией по умолчанию» среди бойцов, но правда у каждого все равно своя. «Правый сектор» — практически неформальное объединение нескольких радикальных организаций, к тому же большинство активистов вообще приходит с улицы. Поэтому взгляды колеблются от романтического национализма и «верности славным казацким традициям» до откровенного неофашизма.

Появление среди протестующих на Грушевского первых жертв только воодушевило «Правый сектор»

Утром возле умывальников в туалете наталкиваюсь на подкачанного парня лет 25 с огромной, вытатуированной на всю спину свастикой. Склонившись над зеркалом, он осторожно бреет голову одноразовой бритвой. Это один из бойцов небольшого отряда донецких ультрас — D88 (88 — цифровое обозначение аббревиатуры HH, или Heil Hitler!). Кельтские кресты, ботинки Dr. Martens, куртки Thor Steinar, ножи на поясе — в общем, настоящие воины белой расы.

— Мы построим белый рай! Зиг хайль! Зиг хайль! — в шутку приветствуют их игроки в «мафию».

— Да что вы понимаете, — отмахивается самый молодой из D88. — Гитлер был прав, вы вообще «Майн Кампф» читали?

— Гитлер много в чем был прав, — это уже признает один из бойцов моего отряда, 24-летний аспирант-историк из одного южного областного центра. — Но он был империалистом, хотел поработить другие народы. Я же за национализм в отдельно взятой Украине, нам чужого не надо. Хотя жесткие методы необходимы. Моя бы воля, я б миллионов так десять в нашей стране просто расстрелял, а еще миллионов пять — в лагеря! Очистить украинскую нацию надо, а то развелась целая куча хохляцкого быдла.

— Чем же вы тогда от коммуняк отличаться будете? — вступает в спор всеобщий любимец Бульбаш. Молодой весельчак, заставивший всех понимать свой родной язык, он приехал откуда-то из Гродно, поддержать, по его словам, новый этап «национально-освободительной борьбы». — Главное — это борьба с кацапским империализмом, с Путиным, который хочет воссоздать свою Великую Россию.

— Верно, Бульбаш, дело говоришь. Но ничего, мы сейчас у нас управимся, потом к вам заедем, Луку с трона сбросим, а затем и с Путиным разберемся. Освободим тюрьму народов!

К «освобождению тюрьмы народов» тоже неоднозначное отношение. Часть бойцов говорит о свободе угнетенных народов Кавказа, Сибири и Средней Азии, часть — о «грязных чурках», которых надо валить.

За этими спорами проходят дни, вечера и ночи. Хотя ночью для многих есть дела и поинтереснее — патрули.

Ночью все кошки — титушки

— Нет, парни, вы как хотите, а мне надоело без дела сидеть. Там народ из соседнего отряда идет титушек ловить, я с ними, — это в первый же свой вечер на пятом этаже слышу от одного из наших парней.

К 10–11 вечера в коридоре собираются несколько групп по четыре-пять человек в полном обмундировании и идут гулять по территории Майдана. В руках, в отличие от тренировок, «аргументы» — обработанные куски арматуры, стальные трубы или, кому повезет, бейсбольные биты. Сейчас ПС — контрразведка и полиция нравов одновременно.

— Титушек, титушек ведут! «Правый сектор», надеть маски! — раздается по этажу уже через полчаса. По лестнице с заломленными руками тащат упирающегося мужика с мешком на голове.

— Пацаны, да вы что, да вы что? — только и бормочет он.

— Заткнись, сука! Парни, а дайте я его уе…у с ноги. Н-н-на! Кто такой? Где вы его нашли?

— Отставить! — вмешивается в ситуацию кто-то из командования. — В туалет его ведите. Не заходит сюда никто больше, дайте допрос провести!

После допроса иногда кому-то приходится отмывать туалет от крови. А ночью приводят до десятка задержанных, чаще — трех-четырех. Поводы самые незатейливые:

— Показался подозрительным, попросили предъявить документы, в ответ начал «бычить и качать права».

— Стоял и ругал «Правый сектор».

— Сказал, что из «Правого сектора», а у самого документы от УДАРа.

Когда причин уже не найти, начинается ловля «на живца». Парень из соседнего отряда показывает мне несколько сувенирных 200-гривенных купюр.

— Находим клиента подозрительного, я к нему подхожу, говорю: мол, на меня там самообороновцы наехали, помощь нужна, заплатить готов. Показываю деньги. Если соглашается — значит титушка, и мы его вяжем.

На задержанного в одну из ночей мужика с удостоверением помощника нардепа от КПУ и спрятанной под курткой дубинкой набрасываются все. Воодушевлению «Правого сектора» нет предела.

— Сюда его, сюда веди! Н-н-на, сука, получай! Что, б…дь коммуняцкая, на Майдан хотел напасть? Н-н-на!

— Мальчики, мальчики, а пустите меня, можно я его?! — девчонка лет 18, еще пару часов назад бегавшая по этажу и показывавшая всем фотографии котиков на экране телефона, тоже рвется к экзекуции.

— Отставить, отошли все, я сказал!!! — вновь орет один из командиров. — Вы же его разорвете до начала допроса!

Формально ночные патрули руководством ПС не одобряются, но и не осуждаются. Лишь изредка от кого-то из старших можно услышать что-то типа «перестаньте, да чем мы тогда лучше „Беркута“». Но это редкость. А вот конкурс, объявленный дружественной нам «околосвободовской» боевой организацией C14, встречают на ура. «Конкурс на лучший любительский видеофильм о том, как опасно быть титушкой. Видеоработа должна иллюстрировать возможные последствия сотрудничества с преступной властью. Призовой фонд — 3 тысячи грн», — гласит объявление на странице ПС «ВКонтакте».

Когда Радикал выздоравливает, мы тоже тянем его в патруль. К одной группе присоединяюсь и я.

Морозным майдановским вечером выдвигаемся в сторону Грушевского. Патрулировать можно только территорию внутри баррикад, хотя в первые дни после столкновений титушек искали по всему Киеву. Сперва спускаемся в «Глобус», где гордо шагаем мимо перепуганных охранников и дорогих витрин. Момент столь величественный, что решаем даже сфотографироваться.

— Блин, как же дорого все! Смотри, борщ за 25 грн! — недоумевает паренек из Львовской области. — Блин, и кто только платит за эти суши по полторы сотни?!

Осторожно подходим к баррикаде возле стадиона «Динамо», где с нашей стороны милиционерам транслируют документальный фильм о коррупции главы МВД Виталия Захарченко, а с их — «Девятую роту» Федора Бондарчука.

— Добрый вечер, мы «Правый сектор». Как на посту? Подозрительные элементы, нарушители порядка есть? — вежливо здоровается Радикал с самообороновцами-охранниками баррикады.

— А твое, б…дь, какое дело? — с ходу «наезжает» крепкий мужик в испачканном сажей от сгоревших покрышек камуфляже. Как позже выясняется — начальник караула.

— Мы патрулируем Майдан, ищем титушек.

— Вы, б…дь, сдали Майдан. Кто обещал освободить проезд по Грушевского, а? П…дуйте отсюда, пока не поздно. После полуночи в эту зону никто кроме нашей сотни Самообороны не войдет.

«Правый сектор» вместе с афганцами действительно несколькими днями ранее выступил с заявлением о готовности освободить баррикады на Грушевского, если задержанные в ходе январских столкновений будут выпущены. Нравится это далеко не всем.

— Да какая польза от Грушевского? Тут же всех сверху сметут за 10 минут, я здесь уже сражался. А у нас полсотни пацанов по тюрьмам сидят! — безуспешно пытается пояснить Радикал.

На другой баррикаде нас встречают приветливее.

— О, «Правый сектор»! А как вас вызывать, если менты наступать начнут? Нас здесь всего восемь человек дежурит, раскидают же, как котят!

За разговорами о тактике наступления и обороны наша основная цель — поиск титушек — как-то уходит на второй план. Слегка замерзнув, мы идем в Украинский дом пить чай и почти на час застреваем то в библиотеке, то в кинозале.

Уже на выходе Радикал достает лазерный фонарик («чтоб ментам по глазам бить») и, дурачась, начинает светить зеленым лучом то по окнам гостиницы «Днепр» или здания УНИАН, то по баррикадам. С баррикад вскоре отзывается еще одна лазерная указка. Вместе с Радикалом они «прощупывают» окна Кабмина, затем скрещиваются в небе и устраивают невообразимые пляски. Мы смеемся от души.

— «Звездные войны», поединок джедаев, честное слово, — заливается Радикал.

Уже возле Дома профсоюзов выясняется, что еще одна группа из нашего отряда уже привела на этаж одного титушку. Кого-то схватили патрули из не входящих в ПС ультраправых отрядов C14 и «Нарния». Этого Радикал простить не может.

— А пойдемте к «Билле», там всегда какая-то шваль пьяная тусуется. Может, подхватим кого.

Но и там нас ждет неудача. Незлой, в принципе, Радикал, увидев пьяных, начинает стыдить их за нарушение сухого закона, в то время как у рядовых чешутся руки.

— Хлопцы, ну чего вы, ну выпили немножко. Мы ж свои, из Самообороны, из Черниговской палатки.

— П…ц, тоже мне Самооборона. Пьют среди ночи у всех на виду, а потом про Майдан будут говорить, что это сборище пьяниц. Нет, ну если уж совсем невмоготу, спрячься ты у себя в палатке и выпей! — бормочет Радикал, заставляя очередных «отдыхающих» убрать за собой бутылки.

К слову, в «Правом секторе» принципиально никто не пьет, хотя настоящих стрейтэйджеров всего несколько человек. Просто такие правила. Пару раз я видел, как кто-то из командиров, повздорив с кем-то, хватал вещи и говорил, что пойдет выпить, но за территорию Майдана и ночевать не вернется. Ультрас-неврастеник Марс, узнав, что ему изменила девушка, сперва разбил себе кулаки о стены туалета, а потом, «намутив» чекушку коньяка, ушел пить ее в свой конец коридора. Вот и все прецеденты.

В этот вечер мы все-таки встреваем в переплет. На наше замечание по поводу алкоголя встреченная возле той же «Биллы» компания начинает «бычить». Нервы на пределе, и мы живо «крутим» самого наглого. Остальные достают ножи и «травматы».

— Эй, «Правый сектор», вы что, совсем попухли?! Мы же свои, ультрас динамовские!

— Так а чего вы?!

— А вы чего?!

Конфликт удается решить полюбовно. Раздосадованные, мы делаем еще круг по Крещатику — все спокойно. На Радикала ропщут за мягкотелость.

— Куда в метро?! Кто такие? — в подземном переходе под Майданом нас останавливает еще один отряд Самообороны. — Вашим же сказано было, после 23:00 переход патрулируем мы, 17-я сотня. Вон отсюда!

— Сотня, что вы в самом деле, нам пройти просто!

— Поверху пройдете, радикалы херовы.

Приходится подчиниться — их больше. Но на Самооборону мы злимся не в первый раз, и конфликты между ПС и сотнями возникают регулярно.

— Нет, ты видел, какая у них форма, какая экипировка. Мы же как оборванцы рядом с ними. Разжились за партийные деньги, морды отъели, бухают вот теперь от безделья.

— Ага, а начнется заваруха, первые побегут.

Говорят, командованию ПС регулярно достается на собраниях Самообороны у Андрея Парубия за отсутствие дисциплины и стычки с сотнями. Несколько раз за время моего пребывания на пятом этаже нас поднимали по тревоге — идти разбираться с кем-то из «Свободы» или других отрядов. Пару раз мы баррикадировались на этаже, ожидая нападения самообороновцев. Нервы во время перемирия на пределе у всех, но, как правило, конфликты удается решить мирным путем.

— Пошли лучше с нами в «белый поход» сегодня! Веселье! — предлагает Марс, когда наутро я пересказываю ему подробности патрулирования. — Вот я на днях двух хачей возле метро отп…л за милую душу. Вьетнамку одну схватил за волосы, она кричит: «За сьто, сьто ви делаете?», а я ей: «Молчи, сука п…доглазая!»

Мне остается лишь вежливо отказаться.

Обстановка накаляется

За такими нехитрыми развлечениями летят дни. Отсутствие каких бы то ни было активных действий и коммуникации с руководством постепенно деморализует отряды. Усилия «Тризуба» (а именно эта организация взяла на себя практически все руководство «Правым сектором») по поддержке хоть какого-то подобия армейской дисциплины кажутся тщетными. Дежурных на посты не доискаться, расписание не соблюдается. Попытка бороться с партизанщиной при ночном патрулировании тоже летит коту под хвост. Командование запрещает покидать пятый этаж после отбоя, но патрули теперь просто стали выходить раньше. Недовольство среди бойцов растет.

— Вот, до того как «Тризуб» на себя одеяло перетянул, с титушками проще расправлялись, — жалуются друг другу в коридоре двое ультрас откуда-то с южных областей. — Сейчас прям не ударишь его лишний раз.

— Нафиг вообще надо их сюда поднимать. Допросы какие-то, следствие. Вывели за баррикады и там наклепали хорошенько.

При мне D88 нарушает строгое правило, по которому необходимо спросить разрешения у командира, прежде чем пройти перед выстроенным отрядом.

— Да пошел ты на х…, — бросает один из ультрас в ответ на наше замечание о нарушении дисциплины.

Злость нарастает среди всех. Начинается грызня за поступающие в ограниченном количестве бронежилеты — бойцы сравнивают их по защитным характеристикам, пытаясь «вымутить» защиту попрочнее. На тренировке по рукопашному бою инструктор поясняет:

— Запомните: «Беркут» мы бьем только по шее, остальные места у них защищены амуницией. «Аргументом» можно разбить крепление на шлеме, кулаком бейте сразу в кадык.

— Так же и убить можно, — то ли спрашивает, то ли возмущается кто-то из строя.

— Да, можно. Как по мне, с «беркутами» церемониться нечего, туда им и дорога. Главное — забудьте об этом ударе после того, как все закончится.

Черта с два кто-то здесь забудет. От нечего делать мы модернизируем оружие: усиливаем биты гвоздями, утяжеляем трубы, пара ребят, раздобыв у афганцев наковальню, кует из арматуры короткие клинки.

Готовят и оружие посерьезнее. Не знаю, кто откликнулся на призыв лидера ПС Дмитрия Яроша приносить «огнестрел» на Майдан — я такого оружия так и не нашел, но пиротехническая лаборатория на пятом этаже была.

Была до взрыва, во время которого оторвало руку одному из бойцов, а второй повредил глаз. Тогда «Правый сектор» заявил о теракте против себя: дескать, под видом медикаментов на этаж передали бомбу, которая взорвалась, когда распечатывали пакет. На следующий же день милиция сообщила о расследовании факта неосторожного обращения со взрывчаткой.

Лидер «Правого сектора» Дмитрий Ярош называет себя «командиром, а не политиком», но популизма в его речах хватает

Меня в это утро на этаже не было, а вернувшись, я застал там полный хаос. Несколько часов командование отбивалось от журналистов, посты не меняли, бойцам ничего не говорили. Затем все же повторили официальную версию о теракте. Впрочем, уже вечером по этажу поползли слухи о том, что взорвались какие-то реагенты в пиротехнической лаборатории.

Она находилась прямо напротив единственного действующего туалета, служившего по совместительству курилкой. Работавщих в лаборатории студентов-химиков вечно ругали за вонь в коридоре от их экспериментов с серой, бертолетовой солью и еще черт знает чем. По свидетельствам очевидцев, взрыв произошел именно там.

— Я в коридор выскочил, а оттуда пацан вылетает, уже без руки, кровь хлещет, и орет: „Добей меня, добей!“ Ну, мы его скрутили, потом и скорая подтянулась, — рассказывает во время перекура один из работников медпункта.

К командованию на пятый этаж приходят какие-то люди, одетые «по гражданке». Из обрывков тихого разговора слышу лишь предложение эвакуировать лабораторию в какой-то подвал. Следующей ночью ее перевозят, нам поручают таскать к микроавтобусу запечатанные мешки и коробки.

Оказывается, последние две недели верховное командование было занято работой с регионами. То и дело на странице ПС «ВКонтакте» появлялось сообщение о назначении руководителя организации в той или иной области. Приезжавшие с запада новобранцы рассказывали, как на местах «Правый сектор» подминает под себя Самооборону, захватывает местные администрации.

В регионы из Киева уезжает и агитматериал: напечатанное тиражом не меньше 10 тысяч экземпляров интервью Яроша «Украинской правде».

Ярош периодически снует по этажу туда-сюда — видно, что у него много работы. Но, похоже, общая деморализация заставляет найти время и для бойцов — в один из дней нам объявляют, что теперь по вечерам перед молитвой будут встречи с «провідником». Народ заметно воодушевляется.

Встреча проходит в одном из тесных кабинетов профсоюзников, куда с трудом втискиваются два отряда. Сам Ярош, подтянутый, в полевой форме, легко вписывается в образ «командира, а не политика». Впрочем, речь его полна откровенного популизма.

— Друзья, вы без сомнения авангард этой революции, лучшая ее часть. Это понимают все. «Правый сектор» имеет широкую поддержку среди населения. Критикуют нас только русские империалисты и европейские либерасты, которым не нужна украинская национальная революция и созданное в результате сильное национальное государство, — начинает он под одобрительные кивки бойцов.

— Развязка не за горами, «Правый сектор» еще сыграет свою ключевую роль в нынешних протестах, которая по достоинству будет оценена после победы. Именно поэтому сейчас важнейшей задачей является создание общенациональной организации не только с боевым, но и с политическим крылом, которое бы обеспечило наше будущее присутствие во власти. Я считаю, после победы «Правому сектору» следует сформировать мощный вертикальный силовой блок нового украинского государства, только так мы сможем завершить национальную революцию, навести порядок в Украине. Все в ваших руках, бойцы!

Присутствующие заметно оживляются. Приободряется и Ярош:

— Да, нам многое не нравится в других организациях и партиях, участвующих сейчас в революции. Но раскалывать движение ошибочно с тактической точки зрения. Не стоит идти на открытые конфликты с той же «Свободой» или силами Самообороны, это делает нас слабее. А «Правый сектор» должен оставаться сильным: поверьте, силы нам еще понадобятся, чтобы после общей победы разобраться и с этими слабаками!

Впервые за почти две недели среди «Правого сектора» мне стало по-настоящему жутко после этих слов и шквала аплодисментов, которые они вызвали.

Прощание славян

Выдавать себя долгое время за человека, чьи взгляды на насилие, ксенофобию, расизм откровенно чужды, оказалось делом не из легких — к истечению второй недели у меня порядком расшатаны нервы. К тому же после того, как информация о взрыве просочилась в МВД, «Правый сектор» начинает «параноить»: все понимают, что на этаже есть шпионы и их надо искать.

Большой разницы между журналистами и милицией здесь, похоже, не наблюдают. С журналистами, правда, приходится встречаться гораздо чаще — поток коллег, жаждущих интервью с Ярошем, не иссякает, но информацию им также дают неполную и искаженную.

— Подожди-подожди, вот про москалей и Россию лучше вычеркнуть, — два командира в коридоре вычитывают присланное на согласование интервью какому-то иностранному изданию. — Замени лучше на критику олигархов — они это любят.

Когда вслед за приведенным на этаж титушкой начинает ломиться съемочная группа одного из общенациональных каналов, она получает яростный отпор.

— Да что же вы, нельзя же так людей средь бела дня хватать, я вашему пресс-секретарю сейчас позвоню! — кричит журналистка.

— Девушка, мы не обязаны вам ничего пояснять! Покиньте этаж немедленно, — съемочную группу чуть ли не заталкивают обратно в лифт.

— Давно пора уже кого-нибудь из этих журналистов поймать и надавать как следует. Чтоб другим неповадно было, — это уже потом выкрикивает кто-то.

В общем, становится ясно: пора валить. Радикала я уже предупреждал, что мне придется вернуться в Херсон на работу, хотя бы для того, чтобы взять еще один отпуск. Обещаю связаться с местными представителями ПС и в случае мобилизации срочно выехать в Киев.

— Полевой! Так жаль, что ты уезжаешь, — сказал мне на прощание командир. — Держись и будь осторожен. Возвращайся!

Ребята из отряда устраивают еще более теплые проводы. Мы обнимаемся и обмениваемся «непалевными» номерами телефонов. Ощущение пионерлагеря снова со мной.

Вместо эпилога

Через несколько дней на Майдане начинается стрельба.

В следующий раз ребят из отряда я встречаю в четверг, 20 февраля, в госпитале на территории Михайловского собора. Один из моих знакомцев нетяжело ранен и прогуливается здесь с товарищем.

Я узнаю, что из Дома профсоюзов их эвакуировали достаточно быстро, на передовой они защищали в основном участок возле палатки «Правого сектора». Погибших нет, и серьезно никто не пострадал — они передислоцировались в магазины на Крещатике.

— Полевой, давай к нам! У нас сейчас реально безопаснее, — доверительно глядя мне в глаза говорит паренек, который неделю-полторы назад шутя доказывал, что броня на спине ему не нужна, так как отступать он не собирается. Его детское лицо посерело и осунулось, но фанатичный огонек борьбы остался.

ВЗГЛЯД СЛЕВА НАПРАВО

События, описанные в этом репортаже, происходили в первой половине февраля во время хрупкого перемирия между властью и участниками протестов. Через несколько дней после того, как я покинул «Правый сектор», в центре Киева произошла трагедия, унесшая жизни более 80 человек. О дальнейшей судьбе героев репортажа мне почти ничего неизвестно — знаю лишь, что после тех кровавых событий все они остались живы. Словами не передать, как я этому рад.

Хотя, конечно, я никогда не скрывал своего отрицательного отношения к украинскому, русскому, еврейскому, татарскому, немецкому и любому другому национализму и считаю эту идеологию чуждой для демократического общества. Само собой, для меня неприемлема ксенофобия, милитаризм, расизм и неофашизм. Всего этого за две недели я видел достаточно.

Начать работу над этим репортажем меня побудил стремительный рост популярности «Правого сектора» и других праворадикалов после январских столкновений на Грушевского. Популярности среди участников революции, цель которой — свержение недемократической власти. В чем причина, удивлялся я? В их готовности к решительным действиям? В новых лицах? В открытой критике надоевших всем оппозиционных политиков? Может, в недостатке информации?

Например, с таким явлением, как уличный политический террор, большинство украинцев познакомились только в прошлом году, когда «граждане спортивной наружности», названные титушками, начали нападать на оппозиционные митинги и избивать активистов. Помнится, звучала мысль, что это прямой результат пребывания у власти людей с криминальным прошлым.

Но для многих моих знакомых такие нападения — постоянный риск вот уже много лет. Совершают их те, кого принято называть ультраправыми боевиками: футбольные фанаты, члены радикальных националистических организаций и партий, бойцы неформальных неофашистких и расистских группировок. Объект нападения: активисты левых, профсоюзных, студенческих, феминистических и ЛГБТ-организаций, некоторые правозащитники и журналисты. Для правых они идеологические противники — «антифашисты», или попросту «шавки». Вполне достаточная причина для нанесения тяжких телесных.

Такие нападения, к сожалению, не редкость. Нельзя сказать, что они замалчивались, но и широкой огласки, как правило, не получали. Большинство их просто не замечало либо относилось к ним как к конфликту маргинальных субкультур. Немногие открыто одобряли агрессию против «коммуняк» или «извращенцев». Ситуация ухудшилась в прошлом году, когда под лозунгами «борьбы с фашизмом» власть начала кампанию против объединенной оппозиции, в которую входит националистическая партия «Свобода». Слово «антифашист» моментально стало ругательным, в ответ на любую критику националистов нередко можно было услышать обвинения в сотрудничестве со «злочинной владой».

В нынешней революции активисты «Свободы», других националистических организаций, некоторые футбольные фанаты принимали участие с первых же дней. Несмотря на то, что ранние лозунги о евроинтеграции и демократизации власти большинству из них были откровенно чужды. Ультраправые взяли на себя обязанности по обеспечению правопорядка и сразу же попытались выгнать с Евромайдана манифестантов-«шавок». Эти первые попытки политического террора внутри демократической революции были пресечены и осуждены, но со временем возможности радикалов росли.

1 декабря толпа, состоявшая в основном из представителей праворадикальных организаций и футбольных ультрас, попыталась штурмовать администрацию президента. Почти сразу со сцены Майдана их назвали провокаторами, но остановить не смогли. Пострадавших в ходе бессмысленного и безуспешного штурма вэвэшников власть смогла предъявить в качестве контраргумента на обвинения в жестком разгоне первого Евромайдана, а также как повод не считать текущие протесты мирными. Участники штурма на обвинения в провокациях обиделись, но от участия в революции не отказались и вскоре создали неформальное объединение, которое сейчас известно как «Правый сектор».

Едва ли не главным объединяющим тезисом для ПС стал даже не национализм, а принятие насилия как допустимого и эффективного средства достижения целей. Игнорирование властью требований мирного протеста, попытки разгона, угроза со стороны титушек — все это вынудило Майдан вручить радикалам мандат на насилие. Когда в январе «Правый сектор» взял на себя ответственность за начало столкновений на Грушевского, провокаторами назвали уже оппозиционных политиков, призывавших прекратить бои.

Попав в «Правый сектор», я обнаружил там гораздо меньше тех самых уличных боевиков, жертвами которых становились мои знакомые. Они были в откровенном меньшинстве. Но за две недели я не встретил ни одного человека, допускавшего победу революции мирным путем. Все жаждали крови: «Беркута», Януковича, депутатов от Партии регионов, а иногда и оппозиционных политиков.

После трагедии, произошедшей 18–20 февраля в центре Киева, мне почему-то казалось, что первым шагом Майдана будет осуждение возможности нового кровопролития, отказ от силовых методов, роспуск вооруженных отрядов. Этого не произошло.

В те дни мне пришлось убеждать знакомого из Москвы в том, что роль радикальных националистов, в том числе и «Правого сектора», в нашей революции сильно преувеличена. «Я видел их, их немного, и они теряют поддержку. Наша цель — демократия, свержение узурпатора-коррупционера, а не ограничение прав русских или русскоязычных граждан», — говорил я.

«Что же тогда среди вас делают эти люди, открыто говорящие, что демократия — не их вариант. Ведь вся пропаганда против вашей революции опиралась именно на них! Почему вы от них не отречетесь?» — не унимался мой собеседник.

Я не нашел что ответить. Лишь вспомнил, как многие мои знакомые — участники протестов в ответ на реплики жителей Юго-Востока о «бандеровцах и экстремистах» на Майдане били себя в грудь с криком «да, считайте меня бандеровцем и экстремистом!».

Прошло две недели. Как и предполагал мой московский собеседник, теперь картой ультраправых сыграл Кремль, разжигая сепаратизм и оправдывая преступную интервенцию. Когда во время последней пресс-конференции Владимир Путин говорил о «киевских фашистах», большинство киевлян крутили пальцем у виска. А я с ужасом узнавал хоть и гиперболизированные, но знакомые картины из «Правого сектора». Роль которого в революции, я надеюсь, еще будет оценена по достоинству.

Игорь Бурдыга

Источник: Репортер

Политика

Мир

  • Совбез ООН проведет заседание к 1000 дней войны рф против Украины
    Совбез ООН проведет заседание к 1000 дней войны рф против Украины

    Великобритания, которая председательствует в Совете Безопасности ООН в ноябре, анонсировала заседание Совбеза, приуроченное к 1000 дням полномасштабной войны рф против Украины, на котором будет председательствовать министр иностранных дел страны Дэвид Лемми.

    Об этом сообщила журналистам постоянный представитель Великобритании при ООН Барбара Вудворд, информирует Цензор.НЕТ со ссылкой на Укринформ.

    Заседание состоится во второй половине дня 18 ноября.

    Вудворд, представляя график работы СБ на ноябрь, отметила, что приоритетными для британского председательства будут три вопроса, которые связаны с «тремя крупнейшими конфликтами в мире». Речь идет о «разрушительных последствиях и рисках войны на Ближнем Востоке, нарушении Россией территориальной целостности и суверенитета Украины, а также о конфликте в Судане».

    Поддержка Великобританией Украины в ее борьбе за свой суверенитет, территориальную целостность и принципы Устава ООН остается непоколебимой, сказала Вудворд. По ее словам, международное сообщество «не должно и не будет успокаиваться… потому что Путин не остановился бы на Украине».

    «Просто посмотрите на уровень хаоса и конфликтов по всему миру, которые могут быть связаны с россией. Россия не отрицает того факта, что заключает соглашения с Пхеньяном, чтобы использовать северокорейские войска как пушечное мясо для своей войны», — отметила она. Также россия закупает беспилотники и боеприпасы у Ирана, финансируя поддержку терроризма на Ближнем Востоке.

    «Можем быть уверены, что Иран и Северная Корея требуют от россии высокую цену за свою поддержку», — подчеркнула Вудворд. Она добавила, что у россии «осталось мало возможностей для предложений, кроме того, что, как мы знаем, хотят Северная Корея и Иран», — добавила она.

    По словам дипломата, к большинству конфликтов в мире имеет отношение Москва. «От того места, где царят смерть и хаос, рука президента Путина редко оказывается далеко», — отметила она.

    Великобритания воспользуется председательством в Совбезе ООН, «чтобы разоблачить российскую дезинформацию и их преступления», сказала Вудворд. Она рассказала, что российская делегация заблокировала одобрение графика работы Совбеза на месяц, поскольку в нем предусмотрено рассмотрение украинского вопроса. Однако это не будет препятствовать проведению заседания СБ по запросу стран-членов — вне графика.

    Источник: https://censor.net/ru/n3518032